мне снится, что я стою в такой ужасающей пустоте, что не видно ни деревьев, ни рук собственных, ни жизни. где-то ночная птица зовёт на помощь и ветер отпевает всё вокруг. собираюсь с мыслями и вижу их, холодным светом покрытых, они стоят вокруг меня и смотрят, внимательно, пристально. кто-то нежен и ласково улыбается; кто-то печален и взглядом, словно раскаленным железом, меня приковывает, нет, говорит, я этого не хотел, это ошибка, недоразумение; а кто-то серьёзен, хочет как будто спросить о чём, да вот не может, не может, хоть убей (и на этом слове срывается голос и из рук падают цветы, такие унылые и ничуть не красивые, как о них пишут в сопливых записках о расставании). вот они стоят в белых рубашках по колено, шуршащих что-то невнятное, и сами такие же белые и просвечивающиеся, на щеках грязь ещё не высохшая, пахнет от них землёй влажной. недавно были со мной, рядом, совсем близко, а сейчас я смотрю на них в упор, но они такие далёкие. недоступные, недосягаемые. и как по щелчку меняется картинка - я перед темным ящиком, и нет ничего страшнее этой бездушной деревяшки, против которой я ничего не смогу сделать. лежит там тело любимого, дорогого, самого близкого, а я рядом - беспомощный, одичавший - и вопль застывает в груди, в глазах, во всем живом. живом! такое ужасное слово, произношу "живом" - вырывается вопль наружу, летит и в дребезги разбивает счастье моё, на части, на куски, крупицы, из которых никогда ничего уже нельзя будет собрать. я уничтожен, опустошен. почему они, почему они; они, и я, получается, вместе с ними. вот я снова на том же месте, а вокруг - мои мертвые: улыбаются, плачут, грустят, я руки тяну к ним, а они отходят, головой качают, нельзя, мол, а иду к ним, иду, но ничего, ничего! не получается.
и снится мне, как они меня всё ещё любят, как я всё ещё люблю их, как из кармана вынимаю цветы сухие и протягиваю - вот, мол, возьмите, пожалуйста, это всё, что есть у меня, забирайте, а они лишь кивают и улыбаются, а я не улыбаюсь, руки тяну, а нельзя, нельзя, нельзя! неужели все это правда, неужели я никогда больше не смогу дотронуться до них, неужели я теперь сам, один, почему, почему, почему. нельзя, нельзя, нельзя...

---

просыпаюсь. щелчок. щёки мокрые и холодные, глаза сухие и воспалённые, грудь болит адски, ребра давит.

---

это крышка хлопнула.
я перед темным ящиком - и нет ничего страшнее этой бездушной деревяшки, против которой я ничего не смогу
сделать.

View more