Не каждому из нас дано стать великими писателями и поэтами. Однако все мы, ролевики, питаем особую страсть к сочинительству. Мы умеем писать и развиваемся в этом плане, потому сегодняшнее моё задание - экспромт. Напишите о себе/своём персонаже/Вашей ролевой жизни несколько строк в поэзии или прозе.
Воспользуюсь твоим заданием, Наблюдатель, и опубликую один отрывок о персонаже своего собственно выдуманного фандома. Эту часть истории я ещё никому не показывала.
― Почему ты вообще берёшься судить обо мне, в то время как даже я на это не решаюсь? Неужели ты знаешь меня лучше меня самого? Я управляю своей жизнью, но об этой жизни мне известно меньше, чем тебе? Откуда, чёрт подери, эти слова и такая уверенность в том, что я сильный человек?
«Да и в том, что я вообще человек» ― продолжила про себя Тильда. Только сейчас она заметила, что мир уже несколько мгновений покрыт бледно-красной плёнкой, сквозь которую она его и видела. Тильда вышла из себя и Моника могла это заметить по тому, как менялись её глаза. По всем канонам, Монике уже должно было стать страшно. Как минимум, неосознанная паника уже бы парализовала все её конечности, кроме ног, которые убедили бы её попятиться.
Моника никогда не видела Фрэнка Келли в гневе. Но против всякой человеческой логики она смотрела на своего финансиста спокойно, не удивляясь ничему.
Если бы к Тильде-Фрэнку вернулась способность соображать трезво, она попыталась бы понять, с чего она вообще так завелась. То ли сама мысль о том, что человек берёт на себя смелость судить о ней, разогрела в ней огонь, дарованный Адом. То ли правота этого человека.
Итальянку же куда больше заинтересовало происходящее за окном, к которому она отвернулась, пока Тильда хлопала карманы в поиске сигарет.
― А я ведь надеялась на погожий день ― с утра было солнце, но теперь опять собираются тучи, ― задумчиво проговорила Моника, будто это сейчас было важно.
Тильда знала, почему собираются тучи. Потому что если гнев в ней победит, то Моника пострадает не меньше Аделии, а то и больше. Небеса уже готовились оплакивать очередное земное безобразие. Кто бы знал, где чёртовы сигареты, не Ричард ли стащил последние?
― Но я надеялась не напрасно ― эти тучи идут мимо, ― как ни в чём не бывало продолжала Моника. ― Дождя не будет. Вот откуда такая уверенность в том, что ты сильный.
Тильда опешила. Она открыла рот, чтобы ответить, но слова сгорели ещё в зародыше, не успев выйти из неё. Это позволило итальянке закончить свою мысль.
― Ты наверняка не в первый раз слышишь, что твою силу хвалят, но спросишь любого из хваливших ― они не смогут объяснить, почему они убеждены в своих словах, как не могут объяснить, почему их охватывает паника, когда ты злишься. Но я могу тебе сказать, Фрэнк, откуда я точно знаю, что ты сильный. Если человек, желающий тебе зла, распахнёт перед тобой объятия и скажет, что погибнет, если ты прямо сейчас его не обнимешь, ты пойдёшь ему навстречу. Ты будешь знать, что когда сомкнутся его руки за твоей спиной, он вонзит в тебя нож, но ты не разомкнёшь объятий. Нужно много сил, чтобы сделать к такому человеку хотя бы шаг ― ты же и ожидание ножа проведёшь так близко к нему, как только можно. А потом ты не станешь винить себя за содеянное ― только его за то, что он настолько глупо пользуется твоей добротой. В этом твоя сила.
― Почему ты вообще берёшься судить обо мне, в то время как даже я на это не решаюсь? Неужели ты знаешь меня лучше меня самого? Я управляю своей жизнью, но об этой жизни мне известно меньше, чем тебе? Откуда, чёрт подери, эти слова и такая уверенность в том, что я сильный человек?
«Да и в том, что я вообще человек» ― продолжила про себя Тильда. Только сейчас она заметила, что мир уже несколько мгновений покрыт бледно-красной плёнкой, сквозь которую она его и видела. Тильда вышла из себя и Моника могла это заметить по тому, как менялись её глаза. По всем канонам, Монике уже должно было стать страшно. Как минимум, неосознанная паника уже бы парализовала все её конечности, кроме ног, которые убедили бы её попятиться.
Моника никогда не видела Фрэнка Келли в гневе. Но против всякой человеческой логики она смотрела на своего финансиста спокойно, не удивляясь ничему.
Если бы к Тильде-Фрэнку вернулась способность соображать трезво, она попыталась бы понять, с чего она вообще так завелась. То ли сама мысль о том, что человек берёт на себя смелость судить о ней, разогрела в ней огонь, дарованный Адом. То ли правота этого человека.
Итальянку же куда больше заинтересовало происходящее за окном, к которому она отвернулась, пока Тильда хлопала карманы в поиске сигарет.
― А я ведь надеялась на погожий день ― с утра было солнце, но теперь опять собираются тучи, ― задумчиво проговорила Моника, будто это сейчас было важно.
Тильда знала, почему собираются тучи. Потому что если гнев в ней победит, то Моника пострадает не меньше Аделии, а то и больше. Небеса уже готовились оплакивать очередное земное безобразие. Кто бы знал, где чёртовы сигареты, не Ричард ли стащил последние?
― Но я надеялась не напрасно ― эти тучи идут мимо, ― как ни в чём не бывало продолжала Моника. ― Дождя не будет. Вот откуда такая уверенность в том, что ты сильный.
Тильда опешила. Она открыла рот, чтобы ответить, но слова сгорели ещё в зародыше, не успев выйти из неё. Это позволило итальянке закончить свою мысль.
― Ты наверняка не в первый раз слышишь, что твою силу хвалят, но спросишь любого из хваливших ― они не смогут объяснить, почему они убеждены в своих словах, как не могут объяснить, почему их охватывает паника, когда ты злишься. Но я могу тебе сказать, Фрэнк, откуда я точно знаю, что ты сильный. Если человек, желающий тебе зла, распахнёт перед тобой объятия и скажет, что погибнет, если ты прямо сейчас его не обнимешь, ты пойдёшь ему навстречу. Ты будешь знать, что когда сомкнутся его руки за твоей спиной, он вонзит в тебя нож, но ты не разомкнёшь объятий. Нужно много сил, чтобы сделать к такому человеку хотя бы шаг ― ты же и ожидание ножа проведёшь так близко к нему, как только можно. А потом ты не станешь винить себя за содеянное ― только его за то, что он настолько глупо пользуется твоей добротой. В этом твоя сила.
