• в чем для вас заключается свобода? • а что её ограничивает и что есть неволя? • можете ли назвать свободным себя? • каков ваш личный рецепт освобождения себя в психологическом плане?
Свобода от чего или свобода ради чего? Не табуируя, но учтиво обделяя комментарием постулаты общественного строя, несомненно, деспотического, ибо всякое общество выхолено на принуждении, ограничении и вынужденном приспособлении, из всех видов свободы я допускаю лишь свободу мысли, определяющую векторы желаний, личностных привязанностей, стремлений и порывов. Только свобода мысли является мерилом мировоззрительного объёма. Дайте абсолютную свободу человеку, который никуда не стремится – что он с нею станет делать?Как бы сильно ни тяготел к вольности, я никогда не буду свободен от самого себя, и в этом заключается мой ресентимент.
Дихотомия воли, продиктованная ограниченностью выбора, вынуждает действовать разумом, не расточая понапрасну чувств и не разбиваясь в сердечные дребезги. Сатанинство эгоистов остаётся, лишь бы не слабел полюс добра.
Слабый гром голубиный гремел мне в семи лесах, мне гудели пчёлы в ветках цветущих лип; я забыл свою горечь, забыл свой бесплодный крик, выжигающий сердце, забыл на единый миг [ … ]Richard Hawley – Ballad of a Thin Man Johnny Cash – Further On Up The Road Mark Lanegan Band – St Louis Elegy Lafayette – Rise up Brother The Kills – Heart Of A Dog The Darts – Love U 2 Death Nadine Shah – Evil Idles – I'm Scum
У Диккенса есть фраза: «Есть вещи, которыми нельзя похвалиться, но бывают и такие, сочувствие к которым слишком унизительно». Какие это вещи лично для Вас?
Всякое бедствие для притворщика сводится к тому, что даже наедине с собой он не отличает ложь от правды, и осознание этого парадокса нисколько ему не помогает. Я сам себе судья, присяжный и палач, но ничто во мне умышленно не заговорит о слабостях, дабы не вызвать оскорбительного сочувствия порицателей и не подвергнуть постыдному уничижению самолично воздвигнутые иллюзии. К слову, упомянутая цитата не имеет никакого отношения к Диккенсу.
что вас привлекает в собеседниках? с какими людьми вы любите общаться?
Стал до безобразия немногословным, но эпизодически накатывает какое-то сентиментальное, почти ностальгическое оцепенение, и хочется как у Паустовского – собеседника, с которым можно, не стесняясь, поговорить о таких вещах, как эдельвейсы или запах кипарисовых шишек.
И в эту весну старый тополь вновь молод и душист, совсем по-дружески порицает за моё бездействие, заглядывая в окно, манит искристыми красками юной листвы и зовёт на свободу – вдыхать пряный воздух, сотканный из запахов и солнечной пыльцы. Хочется вместе с тяжёлой зимней одеждой сбросить с себя долгое молчание, переходящее в стагнацию, неожиданно попасть в переплёт обстоятельств, филигранно вышагивая над всяким совпадением, потому что deja vécu, потому что всё это уже случалось однажды.
Придерживаться одного спектра непросто, но созерцатель, пожалуй. Моя стихия в умозрительных построениях причудливых картин, в волнениях, эпопеях терзающегося разума, который атавистическим ясновидением вытравливает близорукость окольного мира. Хочу не просто казаться, а быть – на взрыве, на взрыде, на надрыве, – только подвиги не затягивают драматическим вихрем, лениво щурятся со страниц пыльных книг, допивая вечерние тени.
Если речь о внешнем комфорте, желательно лишь мною обитаемая гарсоньерка или что-то вроде, отсутствие бессвязным потоком сменяющихся лиц и благостное, никому неподотчётное уединение. Комфорт внутренний мне неподвластен, в одном из своих проявлений я всегда живу ожиданием чего-то, в другом – не умею ждать, и разрушение существующей формы идентичности ради поиска иной как бесконечная, циклическая репрезентация – для меня лучшее из стремлений.
Вкус к маргинальности, исключительности, уникальности. Умение не транспонировать псевдоэстетический подвох, но развидеть в этом чистейший предрассудок романтика, заведомо очерняющего себя и наводящего порчу в ребяческой надежде испортиться на самом деле.
Как человек, неспособный понять ни себя, ни судьбу свою, я, может быть, уйду к другим существам, не похожим на то, что я выдумал. Только буду ли я нужен им?.. ( Поль Элюар )В редкие моменты просветления приумножаю иллюзию нужности, пытаясь вырваться из власти эгоистического чувства и восполнить потери. Всё остальное время – пишу оды одиночеству, расслаиваюсь необходимостью слушать, отвечать и проявлять признаки жизни на искусственном дыхании. Экспансия двусмысленности.
Hᴀʟʟᴏ, Fʀᴇᴜɴᴅ! Существуют ли абсолютное добро и абсолютное зло? Или добро и зло — это просто слова, за которыми может стоять всё что угодно в зависимости от времени, страны, религии, точки зрения?
Предполагаю, что добро и зло, возведённые в абсолют – высшую меру безусловного влияния – не могут существовать по отдельности как самостоятельные, независимые материи. Одно абсолютно, пока супротивно другому, и не имеет значения, что управляет спектром этих противоположностей – религия, государство, временные гештальты или чьи-то личные воззрения.
Hᴀʟʟᴏ, Fʀᴇᴜɴᴅ! Сделай выбор и объясни его.
×Осторожность/Риск
×Традиции/Новаторские идеи
×Заинтересованность/Отстранённость
×Уметь проигрывать/Не принимать поражение
×Подозрительность/Доверчивость
×Рассудительность/Беспечность
×Шумная компания/Тет-а-тет
×Стилет/Револьвер
×Гранит/Сталь
Осторожность. Не чрезмерная медлительность, перерастающая в трусость, а благоразумие и разборчивость в выборе там, где риск – неоправданная роскошь. Всякому новаторству предпочитаю выдержанные временем традиции и устои, особенно если подразумевается какой-то беспредметный или метафизический контекст. Первопроходческое и новое, бесспорно, хорошо, однако недолговечно потому, что имеет ограниченный срок годности, продиктованный эволюцией.Заинтересованность. Созидание, жажда творить, свободолюбие, стремление к честности – ценно всё, что противоположно пассивному наблюдению, за чертой которого начинается душевное омертвение и парестезия чувств. Уметь проигрывать важно, но не принимать поражение – значит растоптать белый флаг в насмешку всем противоречиям и обстоятельствам. Я выбираю не сдаваться.Подозрительность. Рассматриваю это как проявление скептицизма – такого принципа мышления, при котором взращенное сомнение является ключевым мерилом познания.Рассудительность в моём представлении отождествляется с осторожностью, поэтому не стану перефразировать уже сказанное. Отсылка к первому абзацу.Давно не терплю шумных компаний и сборищ, становлюсь раздражительным и очень быстро пресыщаюсь чужим вниманием. Для меня особенную важность несут лишь беседы на двоих.Револьвер как продолжение руки, жеста, мысли. Потому что классика нуарного жанра, и звук старого вращающегося барабана – роковая мелодия, под которую шествует сам дьявол, чтобы вершить возмездие.
Сталь. Пусть лучше живой холод металла, чем гранитные плиты и поросшие мхом эпитафии.
Если бы вы загадывали сейчас одно желание, то, не думая, скажите первое, что пришло вам в голову?
«Успех возможен, лишь когда Судьбой извечной будет править шаткий Случай, а Хаос – их великий спор судить.» – позвольте сегодня говорить белыми стихами Мильтона. Настолько сильно, насколько я неудачлив, уповаю на то, чтобы Хаос оказался на моей стороне.
Мой нынешний вопрос прост до безобразия: как Вы справляетесь со стрессом?
Не справляюсь. Я перманентно довожу себя до какого-то абстрактно нестабильного состояния, расшатываю хронометраж событий в побочных астенических упадках, но границы стресса не пересекаю. Это как курить при запахе бензина, испытывая случай, чтобы ярче ощутить контраст – порой черпаю вдохновение, лишь погрузившись в пагубные, вирулентные эмоции.
Ох, Томми Шелби, как бы мне хотелось услышать небольшую подборку книг, которые пленили тебя и заставили задуматься.
Над всякой прочитанной книгой я думаю долго, скрупулёзно выискиваю парадоксальные сочетания и лирические отголоски, стараясь разгадать каждый эвфемизм, припрятанный между строк. С приходом календарной осени ослабевает моё хроническое беспокойство, отягощённое жаром июльских ночей, мысли становятся звонче, начинаю отчаянно нуждаться в какой-то изящной лёгкости и простоте, поэтому не хочу усложнять в своей привычной манере. Я сейчас увлечён художественностью, притягательно мелодичным слогом, и в новеллах Цвейга разглядел особенное, пленившее меня очарование. Не стану нагромождать названия, все рассказы меланхолично прекрасны, но если уж просите обличающей конкретики, пусть моим единственно прельщающим выбором будет «Мендель-букинист».
Это неприметная особа, такая же бессодержательная и нескладная, как полый набросок тушью – лишь контур и ничего больше, – но разодетая в парчу, старые муаровые платья, сшитые из лоскутов, обрезков, найденных на дне сундука; то ли лисьим воротником, траченным молью, то ли истрепавшейся горжеткой обёрнуты угловатые плечи. Фетровые шляпы, когда-то снятые с витрин лучших ателье, теперь привлекают не восторженность чужого взгляда, а пыль, такую же серую и сильно заметную при ярком солнце, как выцветшие, застланные жалобным блеском глаза. Ёжится от безучастного холода растерзанная красота, изломанно плачет навзрыд от того, что наряд уже неуместен, и некогда весёлая игра превратилась в шутовское позёрство. Нахожу непомерную пошлость и заурядность в таком докучливом балагане, где избитый гротеск пестрит карикатурными образами. И я сейчас не о нарядах вовсе.
Мне кажется, ты никогда не станешь писать менее вдохновляюще, сколько бы тем не прошло сквозь твои пальцы. Каждый раз — это как поразительно новый и свежий глоток воздуха. Спасибо, что продолжаешь вести аск; в отсутствие возможности контактировать с тобой лично я хотя бы здесь волен наслаждаться.
Каждый раз рискую вывихнуть разум, пытаясь разглядеть мизерный луч личного среди обезличенной тьмы, и в голове тем и сюжетов куда больше, чем под пальцами – то лишь остаточный итог едва связанных между собою мыслей. Твои редкие появления здесь всегда обозначены приятными вестями, я рад и бесконечно благодарен за это. Не оставляю надежд, что однажды удастся возобновить наши прежние диалоги.
Этим миром управляют искатели и безумцы. Повстречав однажды, вы узнаете их сразу – червлёные глаза, снедаемые пожарищем беспокойных мыслей, смотрят испытующе, проникают сквозь грудную полость, и взгляд этот затягивает тугую петлю на сердечной мышце, призывая следовать. Вы пойдёте за ними, стерев с ладоней линии прежних траекторий, добровольно принесёте себя в жертву в пламени, что горит в их испепелённых душах подобно вечному иерусалимскому огню. Слова безумцев – непреложные догматы, которые будете шептать по ночам, в руках искателей – атлас будущего. Этому миру, увязшему в посредственности, нужны такие, влачащие бремя молитвы за диких сердцем, заключённых в клетке.
Уверенный вы человек? Почему? Если нет, то мешает ли это вам жить? Хотели бы измениться и как это сделать?
Нет. Я скептик, идущий навстречу самому себе и во всём сомневающийся, однако это расположение ума никак не вредит решительности характера. Искреннее сомнение – лучшее средство от загнивания гения, поскольку однажды оно приведёт к открытию истины. И пусть порой в сомнениях и душевных терзаниях мало приятного, но это черта думающего человека, состояние же всецелой уверенности – абсурд, удел фанатиков и глупцов.